Проживает в деревне Слобода Ленинского района Московской области, образование высшее, участница литературного объединения им. Ф. Шкулёва и «Рифма +». Автор сборников «Из детства я храню любовь к земле…», «Природы дыхание слышу», «Ах, эти домашние питомцы!». Лауреат III степени открытого областного литературного конкурса «Звёздное перо» имени Георгия Кольцова. Дипломант Международного творческого конкурса «Гомер 2019» и Всероссийского конкурса о животных «Рядом», печаталась в коллективных сборниках. Пишет стихи и рассказы.
Читать произведения автора на сайте Проза.ру
РОДИНА МОЯ
Росный запах мяты, травный дух лугов...
Сена ароматом тянет от стогов.
Скошенные травы. Колко босиком.
Звонкие дубравы. Хорошо кругом!
Не охватишь взглядом ширь небес, полей.
Не упомнишь сразу всех озёр, морей...
Всё знакомо с детства, всё – моя земля.
Всё – моё наследство, Родина моя!
У РЕЧКИ...
Грусть-тоску свою завяжу в платок.
Брошу. Пусть её унесёт поток!
Одиночество...Только сердца стук.
Снов пророчество! Где ты, милый друг?
Счастья, радости – ой, как хочется.
Ты оставь меня, одиночество.
Что загадано – пусть всё сбудется.
Счастье, где оно? Не заблудится?!
КУБАНСКИЕ ЗАРИСОВКИ
Кубанские звёздные ночи.
Цветущий черешневый сад
Весь в мареве. И неумолчно
Цикады во мраке звенят.
Затишье… И вот уже гаммы
Лягушек беспечных с утра.
Коровы мычат. Батогами
Их гонит пастух со двора.
Отряд пацанов босоногих
К рыбалке на речку спешит.
Их снасти - уда и пирога,
Что спрятал отец в камыши.
На мостике кот ожидает
Улов. Может быть, повезёт.
Под солнцем разлёгся. Мечтает.
Ведь время к обеду идёт.
* * *
Я возвращаюсь вновь и вновь
В края Кубанские, степные.
Я с детских лет храню любовь
К земле, лугам. Они родные.
Вдыхаю воздух полевой,
Полётом ласточек любуюсь.
Табун спешит на водопой...
Иду и всё сильней волнуюсь.
Вот хатка мамина, вот двор
Над речкой, – Бейсужком зовётся.
Объятья. Долгий разговор.
Возможно, до восхода солнца.
БАЛЛАДА О ХЛЕБЕ
Кисловатый запах теста,
Раскалённой печки жар.
На столе – для хлеба место.
Первый ломтик, вкусный пар.
Взял краюху хлеба в руки,
Тёплый хлебный дух вдохни.
В радости ли, в горе, в муке
Хлеб ничем не заменим.
ЛЮБЛЮ Я ЖИЗНЬ!
Уходит жизнь, а мы не замечаем
Порою солнца луч, прекрасные цветы...
Проходим, дорогих людей не привечаем,
Разводим в стороны любимых, как мосты.
А дни бегут, за ними не угнаться.
Часы, минуты жизни не вернуть.
Нет шанса, и они не возвратятся.
В один конец билет, и предначертан путь.
У каждого своя стезя, судьбина.
Не репетируя, шагаем день за днём.
Хребты скалистые, альпийские равнины
Встречая на пути на жизненном своём.
Люблю я жизнь! Дышу всей грудью, жадно.
Так здорово! С утра и средь ночей.
И сознавать сегодня так отрадно:
Жизнь бьёт ключом, горит накалом в тысячу свечей!
Рассказ «Прощение»
– Люди-и-и, помогите! Спасите-е-е! Тону-у-у!
Снова и снова звал Кирилл на помощь, боясь шевельнуться. При малейшем движении ненасытная трясина затягивала глубже и глубже... Уже иссякли силы и не было никакой надежды выбраться, освободиться из цепких, смертельных пут болота.
Шла поздняя осень 1942-го года. Отцу Вари было около сорока лет. Рослый, крепкого телосложения, сильный и видный, он был призван и ушёл на фронт с первых дней войны. А затем служил в отряде, который собирал продовольствие по деревням и колхозам для голодающего блокадного Ленинграда. И вот по дороге через лес отец не заметил болота и провалился в его топь сразу по пояс. Солдатская телогрейка, сапоги тут же наполнились, набухли в болотной жиже и пудовыми гирями повисли на нём. Попытки выбраться только усугубляли положение. Ледяная вода сводила ноги, от холода захватывало дух. А трясина делала своё чёрное дело, постепенно засасывала, неумолимо тянула тело вниз. И когда она дошла уже до плеч, а надежды совсем не оставалось, неожиданно подоспела помощь. Деревенские собирали неподалёку в лесу хворост, рубили сушняк для топки и вдруг услыхали его уже слабые, почти как стоны, крики о помощи. Кирилла спасли, но это купание в ледяной жиже не прошло бесследно. Начался сильный жар, воспаление лёгких, с которым его организм не смог справиться.
Пришла похоронка. Мать почернела от горя, не проронив ни слезинки, словно окаменела, только в церковь стала ходить чаще и молилась, молилась, молилась. А дети, ещё не до конца понимая весь трагизм случившегося, думали, что, возможно, это ошибка. Вот закончится война и их любимый папка, живой и здоровый, вернётся домой. Они хорошо помнили его последний день перед уходом на фронт. Отец суетливо собирал вещмешок, укладывал в него самое необходимое, пытался приласкать, обнять каждого ребёнка. Мама решила зарезать последнюю курицу. Она отрубила ей голову, и вдруг та понеслась по двору, то ли догоняя свою голову, то ли улетающую жизнь, и все с ужасом наблюдали за её беспорядочным бегом. После увиденного всем было как-то не по себе, словно в предчувствии беды.
Когда отец уезжал на фронт, у семьи в погребе оставалось немного картошки. – Картошку не ешьте! Терпите, умирайте, но не ешьте. Посадите весной, и она вас спасёт, – строго-настрого приказал отец. Семья голодала, не раз мать спускалась в подпол, раскрывала мешок, чтобы взять несколько картофелин и сварить суп, накормить детей. Но в последний момент ей вспоминался, словно живой, Кирилл и его наказ сохранить картошку для посадки. Она, как от огня, отдёргивала руку, туго завязывала мешок. Выдержали, не съели, весной общими усилиями кое-как лопатами вскопали землю и посадили. Каждую картошину разрезали на две, а то и на три части. Лишь бы был глазок. Взошла она дружно. Ботву окучили раз, подросла – ещё раз. В конце июля уже можно было подкопнуть и полакомиться молодой картошечкой, которая действительно, спасла семью от голода. Даже оттуда, откуда нет возврата, отец позаботился о семье.
-2-
Любимица отца – Варя, самая старшая из пятерых детей, решила пойти добровольцем на фронт, защищать Родину вместо него. Серьёзная и целеустремлённая, она только перед войной с отличием окончила десять классов, мечтала поступить в институт, учиться на врача. Но проклятая война спутала, перечеркнула все планы. Когда Варя объявила своё решение матери, Александра Семёновна сперва даже онемела от удивления, а затем категорически возражала и даже пообещала оттаскать за косы.
– Мама, выслушай меня, пожалуйста, – сказала робко Варя, не ожидая от разговора с матерью ничего хорошего. – В каждой семье кто-нибудь да воюет. И я хочу быть там, где я сегодня нужна. Моё место сейчас на фронте, вместо отца! Папа бы меня понял.
– Глупости! – воскликнула мама с раздражением. – Пойми ты, глупая голова, что девке не место на войне. Сражаться должны мужики, а твоё дело, смотреть за младшими, да матери помогать! Без тебя там обойдутся. Ишь, что надумала. Куды конь с копытом, туды и рак с клешнёю! – ругалась она.
Понимая, что продолжать разговор бесполезно, Варя молча слушала. Мать не только была строга и сурова с детьми. Она считала, что всегда права и дети должны подчиняться родителям беспрекословно.
Девушке так хотелось, чтобы мама поняла её и поддержала, но доводы её мать не убедили. Наоборот, уверенная в своей правоте и раздосадованная строптивостью дочери, она побагровела от волнения и, тяжело дыша, резко сказала:
– Нет, не пойдёшь, и всё тут!
Но, вопреки протестам, решение Варвары было непоколебимо.
– Я всё равно уйду на фронт, – сказала она тихо.
Наступил вечер. Варя спрятала у двери заранее приготовленную тайком котомку и с восходом солнца, когда на улицах ещё не было ни души, отправилась в военкомат. Усталый майор Сергеев, назначенный военкомом города Ленинск-Уральский после ранения и потери руки, внимательно посмотрел на девушку, расспросил о её образовании и сказал:
– На фронт, дочка, я тебя не пошлю. Пойдёшь служить в Смерш. По мнению военкома, Варя очень подходила для службы в Смерше по своим данным. А майор только на днях получил распоряжение направить людей для службы в этом новом контрразведывательном органе.
– Нет, я хочу бить фашистов, хочу на фронт, – твердила Варвара.
– Ну какой из тебя сегодня боец! Ты винтовку-то в жизни хоть видела, не то, чтобы стреляла. Мужчины в окопах не выдерживают, а тут – девушка. Да и пользы больше принесёшь там, куда я тебя направляю. Кстати, название Смерш происходит от слов: «Смерть шпионам». Понимаешь, сегодня Абвер ведёт огромную шпионскую работу, организует диверсии против СССР. И у врагов появляются пособники: предатели Родины, дизертиры, антисоветские элементы. А в Смерше есть разведка, есть контролёры, которые проверяют письма...
– Ну вот ещё, чужие письма читать, – возмутилась Варя.
– А ты знаешь, солдат после боя пишет письмо домой, сообщает, что жив, описывает события, возможно местность или предстоящий бой.
– Ну и что? Это его письма родным, я тут при чём!
– Да при том, что вражья разведка охотится за этими письмами. Из них разведчики могут узнать бесценную для них информацию: куда направляется или где будет дислоцироваться воинское подразделение, и даже секретные планы. Не допустить утечки такой информации и будет твоей боевой задачей. И это не менее важно, чем участие в боевых действиях.
И вот после короткого курса обучения началась служба Варвары.
Отправлявшиеся посредством Полевых Станций письма с фронта подвергались проверке, цензурировались. И это стало обязанностью Вари. Писем было великое множество. Они были единственной ниточкой связи бойцов с родными и близкими. Проверяла треугольники и с фронта, и послания от членов семей. Чёрным маркером корректировала, убирала секретные данные и ставила штамп: «Проверено военной цензурой». Сильно, до звона в голове, уставала, разбираясь в каракулях нередко наспех написанных строчек, глаза слезились от постоянного напряжения.
Читая живую человеческую речь солдатских писем, видя боль утрат и тоску по дому, она старалась не пропустить секретную информацию, которая иногда, чаще всего без умысла, в них сообщалась. Сердце разрывалось от ненависти к врагу и сочувствия, сопереживания вдовам и матерям, детям-сиротам, искалеченным человеческим судьбам... Каждый солдат на фронте всегда помнил и думал о своих родных. Это придавало ему силы, особенно перед сражением. А после боя многие бойцы писали письма домой, рассказывали о своих переживаниях и мнениях, или просто сообщали, что живы. Были подробные, с описанием настроения, прошедшего боя, обещаниями матерям не посрамить их седин, и очень короткие: «Здравствуйте, мои родные. Я жив и здоров. Иду в бой. Немца бьём и будем бить. Крепко целую. Пётр.» Письма как бы показывали моральное состояние войск.
Но были и такие письма, адресованные на фронт, которые хотелось разорвать, а написавшему его человеку плюнуть в лицо. Особенно Варе запомнилось одно, в котором жена писала оставшемуся без обеих ног солдату, что будь у него хотя бы одна нога, она бы приехала за ним в госпиталь. А уж совсем «ползуна», она, молодая и красивая, взять не может. «Пусть её накажет Бог!» – думала Варвара, и никак не могла забыть эти жуткие, жестокие слова.
Варя честно и добросовестно выполняла свою работу. Неоднократно подавала рапорты с просьбой перевести в действующие подразделения на фронт, но каждый раз получала отказ. Её ценили за ответственное и внимательное отношение к своим обязанностям, и за годы службы в «Смерше» Варя прошла от рядового до звания младшего лейтенанта, награждена воинскими медалями: «За боевые заслуги», «За взятие Кёнигсберга», «За Победу над Германией».
-3-
Наступила весна 1945-го года. Красная Армия громила фашистов, шли ожесточённые бои на всех фронтах. Земля просыпалась, освобождалась от холодных снегов, рождая ручейки, срывая льды с рек и озёр. Ростки молодой зелени, первые одуванчики несли радость пробуждения и обновления природы. А жизнь, молодость брала своё и впервые в жизни Варя полюбила. Полюбила горячо и самозабвенно. Иван тоже служил в Смерше, старше по званию. Высокий, с волнистой светло-русой шевелюрой... А его, словно шоколадные, карие глаза, казалось, лучились такой добротой! Иван стал за ней ухаживать, свободное от службы время они проводили вместе, мечтали об окончании войны, о жизни в мирное время.
– Ты такая красивая, как бы я хотел видеть тебя в платье и туфельках, – говорил он. Её сердечко замирало, а потом билось часто-часто. Ей никто ещё не говорил таких слов, не целовал так нежно её губы, шею. И она счастливо улыбалась любимому, доверчиво склоняла голову на его плечо. Иван был настойчив, и Варя не смогла устоять. Они стали жить как муж и жена. Воспитанная в строгости она понимала, что это неправильно, плохо, большой грех. Ни отец, ни мать этого бы не одобрили. Но что случилось, то случилось. А вскоре стало ясно – Варя беременна.
Известие Ивана не только не обрадовало, даже сильно раздосадовало. Он как-то отстранился, расстроился, рассердился. Даже свободного времени у него теперь почему-то стало гораздо меньше. При встрече он отводил глаза, они не лучились так, как это было раньше. «Но ведь это плод любви, наш ребёнок! Почему он не рад и избегает меня?» – тревожно раздумывала Варвара.
Настал долгожданный день Победы. И вдруг Иван объявил Варе, что они должны расстаться.
– Прости, наша встреча – ошибка молодости. От ребёнка тебе надо избавиться. А у меня есть семья и я возвращаюсь к ней.
Эти слова как обухом ударили по голове, растоптали варину любовь, раздавили её всю, расплющили, уничтожили мечты о будущей счастливой жизни.
– Почему он не сказал о том, что женат? Зачем? Как с этим жить!? Да и я хороша, нечего сказать!
Собрав все силы, она не дала воли слезам и, отвернувшись, ушла... Ушла от него навсегда.
А маленькая жизнь уже давала о себе знать, ребёнок тихонько, словно крылышко мотылька, толкнулся в животе. Горячая волна захлестнула и понесла куда-то ввысь.
И словно отвечая на это первое движение ребёнка, её ребёнка, которое она восприняла как мольбу о пощаде, знак, что он хочет жить, Варвара мысленно произнесла:
– Не бойся, малыш, я с тобой, я никому тебя не отдам.
-4-
Демобилизовавшись, Варя недолго прожила в родительском доме. Заметив её округлившийся животик, мать просто выгнала её со скандалом: «Вот, поступила по-своему, а теперь байстрюка в подоле принесла! Стыдоба какая! Иди теперь, сама воспитывай, раз такая умная да самостоятельная!»
В первое время горемыку приютили дальние родственники, выделили ей топчан в сенцах. Вскоре Варя устроилась на шахту кассиром, жила в бараке, затем стала снимать комнату, а там и родился сын. Назвала его в честь своего отца Кириллом, отчество записала настоящее, Иванович. Бабка внука признавать и видеть не хотела, и молодая мать, выбиваясь из сил, мыкалась по чужим углам, как-то умудрялась справляться и с дитятей, и на работе. Нанимала няньку. Добрая соседская бабка Валентина присматривала за мальцом.
– Иди, иди, родимая, я ужо пригляжу. Ты не беспокойся, – говорила, баюкая и прижимая к себе малыша. А мальчонка был такой спокойненький. Лежит, сосёт себе соску с хлебным мякишем. Будто понимал, что матери очень трудно. Когда подрос, то Валентину, а не свою настоящую, называл бабушкой. И только позже узнал свою родную. Варе бывало очень обидно, при живой матери она чувствовала себя изгоем, одинокой сиротой «без рода и племени». Сёстры и братья тоже как-то отстранились, не очень хотели с нею знаться. То ли боялись матери, то ли ещё что... Все словно вычеркнули её из своей жизни. «Значит, такая моя доля. Сама виновата!» – думала она нередко.
-5-
Совершенно неожиданно в кассе обнаружилась недостача. Варвара никак не могла взять в толк, как она образовалась. Работала всегда внимательно. Денег этих она не брала, растраты просто быть не могло! Куда делись, эти проклятые деньги? Что же делать? Ведь меня посадят в тюрьму! А как же сын? Эти мысли терзали, рвали на части её ум и сердце. Она потеряла покой, сон и аппетит и думала только об этой недостаче, снова и снова пересчитывала наличие, перепроверяла ведомости. Результат – всё тот же. Довольно крупная сумма бесследно исчезла, словно испарилась. Варя не могла пойти со своею бедой к матери, ей совершенно не у кого было просить помощи и совета.
На шахте по предписанию работал молодой узбек. В самом начале войны их эшелон вёз ещё безоружных солдат, был окружён и обстрелян из пулемётов. Там и попал в плен. Ему удалось бежать. Потом был стройбат, поселение в Сибири. В центр Кузбасса Ленинск-Кузнецкий были эвакуированы многие предприятия, люди. Истекающая кровью страна остро нуждалась в угле, и шахтёры самоотверженно трудились, выдавая его на-гора. Здесь и работал Нуреддин. Сложилось так, что этот молодой красивый узбек совсем не знал грамоты, но на шахте был уважаемым человеком, стахановцем.
Нуреддин всегда приветливо здоровался с Варей, иногда передавал для малыша самодельные игрушки или сладости. Заметил, что в последнее время она очень грустна, просто убита каким-то горем, а её красивые голубые глаза заплаканы.
– Может, твой мальчик заболел? – поинтересовался он, догнав по дороге домой.
– Лекарства, деньги нужны? Давай, я помогу.
Услыхав слова участия, она разрыдалась и рассказала Нуреддину о своей беде:
– Я не брала этих денег! Я не знаю, куда они делись или, когда и как я просчиталась!
Захлёбываясь от плача, уткнулась ему в плечо. Слёзы лились нескончаемым потоком, ей было так больно и жалко себя.
– Ну, хватит сырость разводить. Надо дело делать – сказал Нуреддин. Варя недоверчиво на него посмотрела и робко спросила:
– А что я могу с этим сделать? Где я возьму такие деньжищи! Меня теперь ждёт тюрьма, а сына, наверное, детдом.
– Нет, не думай так, я дам тебе деньги, у меня есть, заработал. А зачем они мне. Я один.
И он, совершенно посторонний, поверил, помог погасить недостачу, спас молодую женщину от позора и, возможно, от тюрьмы. Когда через какое-то время позвал, Варя, не раздумывая, пошла за него замуж. Жили дружно. Муж много рассказывал о своём Узбекистане, как там тепло, какие фрукты – урюк, персики, виноград, дыни, как он скучает по родным местам...Через год у них родился сын Виктор. Кирилл звал его папой, и он любил приёмного сына, по-прежнему, звал сынком и не отделял от родного.
-6-
Пришло радостное для бывшего пленника известие: ему разрешалось вернуться на родину, в Узбекистан. И семья переселилась в Ташкент. Сначала жили в бараке, где им дали небольшую комнату, потом снимали кибитку, и только через несколько лет завод, где работал отец, выделил на окраине города земельный участок, на котором семья Варвары своими, как говорил муж «щенячьими», силами построила своё жильё – дом. Небольшой, глинобитный, с удобствами во дворе и без водопровода. И пусть по ночам за стеной в степи нередко слышался вой шакалов, но это был свой дом! Вселились, когда жильё ещё даже не достроили. Прекратилось скитание по чужим углам, и это было счастьем! А Варя вновь ждала ребёнка. Родилась девочка. Дочку назвали Зоей.
Нуреддин трудился на кирпичном заводе. Это был каторжный труд. За смену он должен был отвезти на тачке от печей до платформы железной дороги 10 000 штук кирпича, по 200-250 штук/тачка. Каждый кирпич весил три килограмма. Казалось, жилы вот-вот лопнут, порвутся и сердце не выдержит. Домой он возвращался совершенно обессиленным. Но дома никогда не слышали от него жалоб на жуткую усталость или плохое самочувствие. А Варя с детьми изо всех сил старалась помочь мужу прокормить семью, взвалив на себя все заботы по дому. В то время образование десять классов ценилось. И Варвара Кирилловна бралась за любую работу: заведующая столовой, бухгалтер, завскладом, киоскер колхозного ларька... И почти всегда старший сын Кирюша был её первым помощником.
Дома держали коз, кур. Двенадцатилетний Кирилл привозил с базара 20 килограмм пшеницы, которую живность за неделю съедала, и подросток снова и снова тащил тяжёлый мешок с рынка домой. Однажды сосед, его друг Вася, поставил, чтобы передохнуть, свой мешок рядом с трамвайными путями. Трамвай зацепил, порвал мешок, и пшеница просыпалась, ушла меж камней. «Что я маме скажу?» – плакал Вася. На зиму мальчишки запасали для коз сено. На выжженной солнцем степи травой не очень-то разживёшься, только вдоль берегов арыка, и то, если другие до тебя её не скосили. Серп в руки и только светает, к арыку, косить.
А ещё у дома были высажены десять персиковых деревьев и девяносто кустов винограда. Это легко сказать – были высажены. На самом деле возделать сухую глинистую, вперемешку с камнями, почву – неимоверно тяжкий труд, и Варвара с детьми вырастили, ухаживали за ними своим потом и кровью. Пока мать была на работе, Кирилл и Виктор должны были доставить, где на попутках (а они бывали не часто), а где и пешком, выращенный урожай на базар и продать, чтобы заработать хоть какие-то деньги на одежду, пищу... на житьё. Если бы кто знал, как трудно подросткам тащить на базар эти тяжеленные вёдра с персиками, вишней, виноградом! Руки, спина разламывались от напряжения и боли! Хотелось бросить...
Кирилл мечтал: «Вот стану взрослым, никогда не буду жить в собственном доме, не выращу сад!».
-7-
Зоя уже ползала. Однажды мальчишки сидели у арыка, посадили её на крутой бережок, решили окунуться. Глядь, а Зойки на берегу нет, и её под водой несёт течение. Уже метров пятнадцать. Еле успели выхватить. Девочка даже не захлебнулась, только испугалась сильно. Вода в арыке с гор, быстрая, чистая, холодная. «Только бы мама не узнала», – твердили пацаны. А Варя потом долго не могла понять, почему это мальчишки зовут сестру между собой «утопленница». Это прозвище так и осталось за нею на всю жизнь.
Вместе с отцом на кирпичном заводе работал кочегаром его брат Карим – большой любитель выпить. Употреблял он спиртное практически ежедневно. И как-то незаметно Нуреддин тоже стал частенько прикладываться к стакану. Правда, зарплату он всю, до копеечки, всегда отдавал жене, а вот калымные деньги, заработанные им на погрузке кирпича, пропивались. Пьянство мужа стало для Варвары ещё одним испытанием. Она боялась, что он сопьётся совсем. Вдали от родимых мест, одна-одинёшенька в чужой стороне, дети малы и не могли ещё быть опорой, несмотря на всю их огромную помощь матери, а тут ещё опять наметилось прибавление в семье и на свет появился младшенький сын Сергей. К счастью, муж как-то отстранился от непутёвого братца, и выпивки прекратились. Но тяжёлая жизнь, плен, работа шахтёром, а затем грузчиком на кирпичном заводе, вскоре дали о себе знать, подорвали его здоровье, и, едва достигнув пятидесяти лет, Нуреддин умер. Не стало её верного друга, её опоры – любимого мужа, кормильца семьи. Варвара осталась одна с четырьмя детьми. А вдовье счастье – дети, их благополучие, успехи и радости. Она по-прежнему бралась за любую работу, умудрялась не упустить воспитание и домашние дела.
-8-
Послевоенные годы... Редко кому было легко в это время. Дети Варвары, как и многие другие, недоедали, много работали, учились. Школу Кирилл закончил на тройки.
Мать советовала учиться дальше. И удивительно, как с этими тройками он смог сдать экзамены и поступить в лётное училище. Правда, медкомиссию прошёл с трудом. Длинный и сильно худой... Осматривающий его доктор засомневался. Выручил председатель медкомиссии: «Ничего, в училище отъестся», – сказал он. Так, неожиданно для всей семьи, и к великой радости мамы, Кирилл стал лётчиком гражданской авиации.
И кто, вы думаете, гордился этим больше всех, считал, что это чуть ли не её заслуга? – Александра Семёновна! К этому времени мать уже начала переписываться с Варварой. Показывая фото Кирилла в лётной форме бабка с гордостью говорила: «Вот, мой внук, он лётчик. Такой молодец, на самолётах летает!»
В последнее время её постоянно мучил вопрос: «А правильно ли она поступила с дочерью в тот далёкий май сорок пятого года? Да, её девочка совершила не просто ошибку. Но это – моя дочь грешница, моя кровиночка. А я оттолкнула, бросила её на произвол судьбы, выгнала практически на улицу, как бездомную собаку. Да даже с собакой так не поступают!» – корила она себя, нередко даже плакала.
Пожив по очереди в семьях всех своих четверых младших детей, она помогла поднять внуков. И вдруг, к удивлению всей родни, засобиралась в Ташкент.
– Там у меня неоплатный долг. Я не могу, невозможно больше с этим жить. Я должна повиниться и вымолить прощение.
Когда мать вдруг неожиданно прикатила в Ташкент, как она заявила, «на покаяние и постоянное житьё», в душе Варвары поднялась целая буря чувств. Много лет она жила без материнской ласки, помощи и участия. Более того, именно родная мать сделала ей больнее всех, прогнала, не пустила на порог, когда ей было невыносимо трудно, не хотелось жить! Вместо помощи она вышвырнула её, брошенную и обманутую любимым человеком, беременную на улицу! Все эти годы Варя носила в сердце горечь обиды на Ивана, на мать, на своих братьев и сестёр, на тёток и дядю... Никто из них не пришёл на помощь тогда, не поинтересовался, как она справляется, живёт в далёком Ташкенте среди людей другой национальности, языка, обычаев, веры и культуры...
Потом чуточку перевела дыхание и подумала: «Но ведь я справилась! У меня прекрасная семья, замечательные дети, был любящий муж. Живём, не хуже других. Вот домик расширили, поправили, Виктор учится в институте, Зоя в техникуме. Дай Бог, и Серёжу подниму. А Кирюша – мой самый главный помощник, моя гордость!»
Дыхание стало ровным и уже успокаиваясь, Варвара Кирилловна сказала себе: «Всё же это моя мама. Самый близкий и родной человек!» И Варя простила мать, простила Ивана, всех своих родных и даже того, неизвестного, кто тогда похитил деньги из кассы или обсчитал её, великодушно простила и забыла все обиды, прогнала прочь всю скопившуюся за годы горечь. Она простила, простила всё и всех!
Варвара вдруг почувствовала такую лёгкость, такое счастье! Не камень, гора упала с её плеч. Она обняла за плечи свою уже старенькую маму, и они долго стояли, прижавшись друг к другу и беззвучно плача. Но это были слёзы счастья. Казалось, даже небо засветилось мягким, тёплым светом и тихая радость заполнила Варварину душу и сердце. И она почувствовала себя по-настоящему счастливым человеком.
